Лечу рейсом Сургут — Ханты-Мансийск — Санкт-Петербург компании «Utair». Третье мая, до 300-летия Санкт-Петербурга 20 дней. Дождя нет, прохладно, ветрено. Вдруг посадка в Нягани вместо Ханты-Мансийска. Объявили: «Всем взять вещи и пройти в здание аэропорта». Вышли из самолета: ни автопоезд, ни автобус не встречает, аэропорта не видно. То, что стоит перед самолетом, назвать аэропортом невозможно: слева и справа от диспетчерской башни зияют черными провалами окна недостроенных левого и правого «крыльев» аэропорта. Нам говорят: «Идите налево вдоль плит». Идем, впереди слева какой-то забор, вдали лес чахлый, похоже, место заболоченное, за забором арочное здание, на нем вывеска «Аэровокзал». В душе начинает расти возмущение — что, в ХМАО денег не было, чтобы достроить аэропорт?!
Но это только начало. Входим в аэровокзал, внутри все так, как было в 70-е годы в Сургуте. Хочется съесть чего-нибудь горячего. В буфете предложили чай, я спросила: «Есть ли у вас громкая связь, чтобы мне не потеряться?». Ответили: «Да, есть!» Пришло еще несколько человек с нашего рейса, обмениваемся впечатлениями и пьем чай. Тут входит дежурная, она уже нас разыскивает, пора идти в самолет. На мой последний вопрос, где здесь туалет, следует ответ: «На улице! Сходите в самолете!» — «А почему громкой связи нет?» — спрашиваю. Немая сцена.
Вот такова Нягань, где живет и работает в два раза больше людей, чем в Ханты-Мансийске. Здесь добывают нефть и газ, живут выдающиеся спортсмены- Но все они теплого туалета и приличного аэропорта не заслужили. Девочки в буфете смотрят на меня молча, и их глаза выражают скорбь.
Господа, доколе? Почему наша власть — давно не царская, не боярская и даже не дворянская, так любит украшать и обустраивать в основном себя и свое окружение?
Вспоминаю посещение площади в Копенгагене, где стоят дворцы королевы Дании — 4 скромных двухэтажных домика с простыми фарфоровыми белыми чашечками в окне и королевская церковь, очень похожая на Исаакиевский собор, но раз в пять меньше. Дворцы давно не ремонтировались. Спрашиваю экскурсовода: «Почему дворцы королевы в таком состоянии?». Ответ меня сражает: «У королевы нет денег на ремонт, вот принц работает, его дом в ремонте» (в «лесах» — это видно).
— Как, у королевы нет денег?
— У нас короли всегда имели столько денег, сколько давали им бюргеры (это дословно!).
В России же каждый чиновник, большой или маленький, чувствует себя царем или царьком в абсолютной уверенности, что он может делать с остальными все, что ему вздумается. Поэтому у нас мэр города — он же председательствующий в Думе, губернатор округа — председатель правительства.
Сегодня им не нужно даже просить лимиты и деньги у Москвы, местные «работодатели» исправно несут денежки в бюджет («заплати налоги — и спи спокойно!»), только успевай создавать офисы и различные центры. В Ханты-Мансийске построен вычислительный центр, превосходящий по мощности вычислительный центр Сбербанка России. Югорский университет в Ханты-Мансийске на 1 сентября насчитывает 2000 студентов и 100 преподавателей при потребности 200. Каким будет качество учебы?
Чиновники в Ханты-Мансийске не владеют простыми компьютерными программами для проверки отчетности с мест. Кто же работает там, в супервычислительном центре, как он окупается?
Фестивали и смотры — только международные, иностранцев одаривают золотом и меховыми изделиями. А вы, граждане Нягани и многих деревень на берегах Оби, продолжайте трудиться на благо ХМАО, теперь Югры. И зачем ХМАО второе название, неужели здесь угорское население преобладает? Если президент России захочет деревням деньги отдать или в Москву забрать, то мы отделимся и будем называться Югорской областью. Даже если и назвались Югрой, жить, как в Венгрии, все равно не будем: крепостных рабов нужно из себя выдавливать и власть более скромную выбирать.
В июле уважаемый
Имеется в Ханты-Мансийске международный аэропорт. Сколько рейсов и пассажиров он принимает и отправляет? Почему об этом никто не пишет? На какие средства он существует? Откуда возьмутся пассажиры в 50-тысячном Ханты-Мансийске для «Ту-154»? Правда, жителям ХМАО телевидение округа «вкручивает» мысль, что 1% населения, проживающего в ХМАО (1,444 млн чел.), дает 7% бюджета России. При этом было бы уместно сказать, какова у него средняя заработная плата, если исключить нефтяников, газовиков и энергетиков. Чем заняты остальные жители? Что производит ХМАО из имеющегося сырья — золота, драгоценных камней, рыбы, леса, ягод, грибов, диких зверей?
В СССР, бывало, консервы Сургутского комбината «Язь в томате», «Щука в масле» шли в Европу, а «Тефтели из частиковых рыб» были готовой и дешевой закуской на любом дружеском, на быструю руку собранном столе. Чернике цены нет для тех, кто теряет зрение. Что из нее делается у нас? Ничего. Из Швейцарии везут дистрибьюторы великолепный концентрат «Черника» с экстрактом проросших зерен пшеницы. Свежайшая отечественная горбуша в магазине — 70 рублей за 1 кг, семгу, выращенную в садках Норвегии (сегодня чуть ли не самой богатой страны мира) с добавлением красителей, едим за 210 руб. На кого работаем?
Местную рыбу ловят только любители, труд этот очень непростой, и в СССР рыбная промышленность на сырье местных водоемов всегда была планово-убыточной. Салехардский рыбокомбинат в 1966—1967 гг. имел 11 млн рублей плановых убытков, и даже стоял вопрос о ликвидации управления рыбной промышленности Тюменской области — не было рыбы.
1966 год дал минимальный улов за весь прошлый век, хотя вину на неф-тяников нельзя было свалить — их еще не было. Япония сегодня каждую выловленную тонну рыбы дотирует почти сорока долларами.
Какие же производства власть ХМАО с бюджетом 40−60 млрд рублей создала с 1991 по 2003 год? Предприниматели округа в основном — торговцы. Купил дешевле, продал дороже, особого ума и труда не надо, было бы желание вертеться. В Сургуте было два карповых хозяйства, где они? Сегодня продается «с молотка» Сургутский рыбокомбинат, а мэр города, тратящий на ледовые городки и памятники миллионы долларов, с умилением вручает бабушкам — ветеранам Сургутского рыбокомбината памятные подарки.
Надо называть вещи своими именами: не население ХМАО, а нефтяники, газовики и энергетики создают 7% бюджета России. Если принять численность этих трех групп населения, равной 444 тысячам (только в ОАО «Сургутнефтегаз» более 80 тыс. работников), то остается 1 млн человек, для которых в бюджете округа имелось от 40 тыс. до 60 тыс. рублей на человека в год.
На что они истрачены и тратятся? По традиции, на «выдающиеся стройки», музыкальные фестивали, международные соревнования. Приедут ли в следующий раз спортсмены, ведь в Ханты-Мансийске нет хорошей питьевой воды (марганец — 1 мг/л, железо — 3,0 мг/л против 0,1 мг/л и 0,4 мг/л в Сургуте, соответственно) и канализации. Но этого СМИ не видят, это неинтересно; то ли дело мост через Иртыш, «мост в будущее, мост, который удивит Россию» («Сургутская трибуна» от 16.04.2003). Почему удивит, уже удивил — на чертежах, по которым строили 6-ю, 7-ю, 8-ю опоры, не было даже подписи к производству работ. Проектировщики этому удивились, а чему удивляться — деньги надо успеть ухватить, не до качества и ответственности тут.
Между тем Обь и Иртыш — мощные и сложные водные магистрали, соединяющие многие территории от Северного Урала до Горно-Алтайска. Проще всего растащить их богатства по карманам мини-правительств и столичных городов. Например, в Новосибирске по радио звучит «Вас приветствует столица Сибири!». Но что-то не слышно, чтобы правительства эти следили за фарватером Оби и Иртыша, особенно в районе таких гигантов, как мост через Обь около Сургута или строящийся мост через Иртыш около Ханты-Мансийска.
Не слышно было также обоснований к строительству этого моста и дороги на Пермь. Если посмотреть на карту, то не видно и крупных городов, которые могут обеспечить транспортный поток по этой дороге. Из Нижневартовска или Радужного до Ханты-Мансийска как раз 500 км, на которые новая дорога короче, чем та, что идет через Сургут (уже обустроена!). И получается, что дорога эта нужна чиновникам ХМАО, чтобы сократить путь на Санкт-Петербург. Неужели ничему не научились на примере БАМа — железной дороги, по которой некому ездить? Каждый раз надо ударяться об эту проблему собственным лбом.
Что я все про деньги, про экономику? Поговорим о природе, об экологии. Хочется обратиться к опыту Франции, где при повышении цены на автомобильное масло добавка потом отдается предприятиям, которые это масло собирают и регенерируют. То же самое по утилизации упаковки: шлаки от утилизации — в дорожные покрытия. Те, кто свои отходы утилизирует, налог не платят. Правительство или муниципалитеты не ждут частных предпринимателей, а сами организуют и финансируют предприятия по утилизации отходов.
У нас же как и имевшая в экофонде около 100 млрд рублей Госкомэкология, так и сегодняшние чиновники от охраны природы исповедуют один принцип «не пущать», а если «пущать», то штрафовать. Никаких созидательных программ не было, и нет. Мусор на свалку (или полигон) — и все дела, земли на наш век хватит. Даже Всемирный банк в декабре 2002 года на семинаре в Москве отметил отсутствие рационального подхода в природопользовании России.
После многочисленных дискуссий выделены основные принципы развития российской системы экологической оценки, в том числе:
— рационализм и учет интересов бизнеса;
— обеспечение влияния на процесс принятия решений посредством развития системы экологической оценки от инструмента, функционирующего по принципу «не навреди», до механизма содействия принятия решений в интересах устойчивого развития;
— эффективность, основанная на концентрации ограниченных институциональных, аналитических и финансовых ресурсов в целях определения наиболее значимых видов воздействия на окружающую среду.
Но как эти наиболее значимые виды воздействия определить, если нет оценки продуктивности и функциональной значимости того, на что воздействуешь, то есть кадастров земель, болот, лесов и природных ресурсов в целом? А раз нет, значит, развитие идет или методом «тыка», или в интересах власти.
Опять же хочется спросить — доколе? Когда будут составлены кадастры (проблема обозначена в 1991 г.)? Пока только губернаторы Самарской и Саратовской областей объявили о том, что они заканчивают составление кадастров земель. В ХМАО с этим вопросом глухо. Проще всего миллионы внутриболотных озерков и озер Западной Сибири, а также рек, речушек и ручьев считать имеющими рыбохозяйственное значение и в каждом проекте подсчитывать ущербы, не выделяя действительно ценные и требующие охраны природные комплексы. Поэтому и ушла американская «Аmосо» с Приобского месторождения нефти. Умом Россию — не понять, а верить, видимо, надоело.
